Всё здесь происходит любя. Даже расправы. Таковы нравы.

Восемь лет назад в России придумали праздник, который громко назвали «Всероссийский день семьи, любви и верности». Это был ответ «бездуховному Западу» с его «Днём всех влюблённых». С тех пор в российских СМИ любят писать о том, что наш праздник, в отличие от Дня св. Валентина, «подразумевает не обычную страсть, а олицетворяет преданность и верность своим родным, настоящую любовь и крепкие семейные ценности». Главным героям «любовно-семейной» истории, ставшей основой «Дня семьи, любви и верности», возводят памятники, посвящают книги, в их честь выпускаются памятные медали «За любовь и верность»... На день смерти Петра и Февронии (8 июля) стараются назначать свадьбы.

Легенду про Петра и Февронию сочинил псковский автор - священник Ермолай Прегрешный (в иночестве Еразм). Чаще всего его называют Ермолай-Еразм. До середины 40-х годов ХVI века о нём как о сочинителе и публицисте слышали, в основном, только в Пскове, но в 1546 году Псков первый раз посетил Иван IV (в ХIХ веке этот визит в Псков драматург Лев Мей объединит со вторым царским  визитом 1571 года, в результате чего появится пьеса «Псковитянка»).

Царский книгочей Кир-Софроний талант Ермолая-Еразма заметил и рассказал о нём Ивану IV и митрополиту Макарию. Через некоторое время Макарий позвал Ермолая-Еразма в Москву. Как раз в это время там происходила канонизация благоверных Петра и Февронии (они же – Давид и Ефросиния). Потребовалось написать их житие. Ермолай-Еразм написал, но Макария полученный результат - «Повесть о Петре и Февронии Муромских» - не обрадовал. На каноническое житие это было мало похоже. Автор объединил русскую народную легенду со скандинавской историей о Зигурде и коварном змее Фафнире. Получилась поучительная остросюжетная притча со вставками-анекдотами. Наиболее подробно о ней написано в исследовании Руфины Дмитриевой, выпущенном в издательстве «Наука» в 1979 году (под редакцией академика Александра Панченко). На неё иногда ссылался бывший депутат Госдумы от Псковской области Александр Невзоров, когда высмеивал новоявленный российский праздник «семьи, любви и верности». Действительно, если прочесть «Повесть о Петре и Февронии Муромских» (любую полную редакцию - прилукскую, причудскую или муромскую), то может возникнуть, по меньшей мере, три вопроса: где здесь семья? где здесь любовь? где здесь верность?

«В жизни Петра и Февронии воплощаются черты, которые традиционные религии России всегда связывали с идеалом супружества, а именно: благочестие, взаимная любовь и верность, совершение дел милосердия… Но семья - это ещё и очень важная социальная единица, которая находится под охраной закона». Именно так теперь пишут о «символах русской семейной любви». Те же, кто высмеивает «Всероссийский день семьи, любви и верности», обращают внимание на то, что «девушка шантажом, грубым шантажом заставляет на себе жениться князя» (это слова Александра Невзорова, который на последних президентских выборах был доверенным лицом Владимира Путина). Неужели это и есть «идеал супружества»?

В повести Ермолая-Еразма рассказывается о князе Петре, убившем коварного змея, принявшего обличье его брата Павла. Умирая, змей обрызгал Петра своей кровью, и «охватила князя тяжкая болезнь, покрылся он струпьями…». Знахарку, вызвавшуюся излечить князя от проказы, нашли в деревне Ласково. Это как раз и была Феврония – дочь древолаза (бортника). Феврония, ещё не видя князя Петра, через его слугу поставила почти невыполнимое условие: «Если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его». Князь жениться на простолюдинке, конечно, не собирался и предложил вместо себя дорогие подарки. Но хитроумная Феврония от подарков отказалась. Тогда князь всё же вынужден был дать обещание жениться (обещаний ему было не жалко). После этого Феврония передала княжеским слугам особую мазь, объяснив, что с ней надо делать: «Пусть истопят князю вашему баню, и пусть он помажет этим все тело свое, где есть струпья и язвы. А один струп пусть оставит непомазанным. И будет здоров!» Струпья почти моментально сошли, князь об обещании жениться благополучно забыл и уехал, прислав несостоявшейся невесте вместо себя дары. Но она их не приняла.

Феврония не просто так попросила оставить один струп непомазанным. Это была гарантия её замужества. Вскоре князь Пётр снова покрылся струпьями. Пришлось вновь обращаться за помощью к знахарке из деревни Ласково.

Феврония снова поставила условие: «Если станет мне супругом, то исцелится». И тогда князь сдался.

«Крепкие семейные ценности» будут тем крепче, чем опаснее болезнь, которой болеет жених.

Таким образом, простолюдинка женила на себе знатного мужчину, ставшего после смерти старшего брата муромским князем. Муромские бояре пытались простолюдинку Февронию спровадить обманом или откупиться, но у них это не получилось. В так называемом житие о последующих годах совместной жизни двух муромских супругов написано немного (жили «безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям»). Петру и Февронии даже пришлось на некоторое время оставить княжество и отправиться в изгнание. О том, были ли у них дети, в сказочной «Повести…» Ермолая-Еразма ничего не говорится. Зато сказано, что супруги завещали, «чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собою тонкую перегородку». Под конец жизни они ушли каждый в свой монастырь (отсюда и рассказы о том, что Пётр и Феврония развелись). В иноческом чину Пётр стал Давидом, а Феврония – Ефросинией. Через какое-то время инок Давид тяжело заболел и отправил в женский монастырь гонцов. Это был сигнал о смерти (Пётр и Феврония должны были умереть в один день). «О сестра Ефросиния! – писал Давид. - Пришло время кончины, но жду тебя, чтобы вместе отойти к Богу». Но сестра Ефросиния на свидание к Богу не очень-то и спешила. Были у неё ещё на Земле дела: «Подожди, господин, пока дошью воздУх во святую церковь», - ответила она Давиду. Но бывший муромский князь настаивал. Видимо, боялся, что умрёт раньше, чем его «любимая». Следующий гонец примчался с новым посланием: «Недолго могу ждать тебя». Однако Ефросиния совсем не торопилась умирать. Пришлось Давиду отправить третий раз гонца со словами: «Уже умираю и не могу больше ждать!», что означало: «Да когда же ты умрёшь, наконец!»

В общем, Давид уговорил Ефросинию умереть. Он оказался не менее настойчив, чем когда-то Феврония, стремившаяся сделаться княгиней. Монахиня отложила своё вышивание («у одного святого мантию еще не докончила, а лицо уже вышила; и остановилась, и воткнула иглу свою в воздУх, и замотала вокруг неё нитку»).

Каким образом они отдали Богу душу, в житие не сказано (некоторые считают, что Ефросинию умертвили по приказу Давида). Зато говорится о том, что приготовились хоронить их врозь. Князя Петра (Давида) – как бывшего правителя - в городе, у соборной церкви пречистой Богородицы, а Февронию (Ефросинию) – как монашенку, в загородном женском монастыре, у церкви Воздвижения честного и животворящего креста. Завещание во внимание не приняли, мотивируя тем, что «так как они стали иноками, нельзя положить их в один гроб».

Но этим дело не закончилось. На двоих у них оказалось три гроба. Один, с телом Давида,  стоял в соборной церкви пречистой Богородицы, второй, с телом Ефросинии, в  церкви Воздвижения. А третий каменный (пустой, на две персоны) тоже  находился в соборной церкви пречистой Богородицы. История, описанная Ермолаем-Еразмом, в этой части напоминает американский фильм ужасов (недаром же Руфина Дмитриева в своём литературоведческом исследовании пишет, что «наблюдается много точек соприкосновения между «Повестью о Петре и Февронии» и повестями о Дмитрии Басарге и о Дракуле»). Вечером все были на своих местах, а утром оказалось, что одинарные гробы пусты, а тела Давида и Ефросинии лежат вместе. После этого их снова переложили, но утром тела каким-то образом снова оказались в одном гробу. И тогда было решено хоронить Давида и Ефросинию вместе.

Каждый сам может решить, что это была за любовь и что это такое – «любить по-русски», и где здесь семья и любовь? Но верность в этой истории есть точно. Верность до гроба. В гробу её видали…

«Что ты здесь делаешь?»

 «Я здесь тебя люблю. Люблю тебя я. Люблю я тебя».
Всё здесь происходит любя.
Даже расправы.

Таковы нравы.
Любовный маховик запущен.
Дорогу осилит бесцельно идущий.

Любить можно всех – и тебя, и меня.
Довольно долго – целых три дня.
После чего бывает провал,
Когда пустотой полна голова.
Летишь в пустоте, потеряв страх и нюх.
Один дух захвачен – по цене двух.

Потерять стыд в стогу прошлогоднего сена
И думать о том, что же придёт на смену?
На смену придут те, кто стыда не ведает.
Так приходит весна отпетая.
Из всех окон песня несётся бессвязная.
«Что же ты любишь?» - «Я люблю разное».
От цветущих вишен до подорожника,
От грибного супа до грибного дождика,
От запаха велосипедных покрышек
До вида твоих медиальных лодыжек.

Ты встала у стрелки и переводишь дух.
Одна за всех – по цене нас двух.