Так просто сегодня пустить и пригреть пустоту и в будке пустой постоять, как солдат, на посту

Всё-таки, очень многое зависит от названия. Написано на афише «Андрей Рублёв», и доверчивый зритель ждёт, что фильм будет об Андрее Рублёве. Там же русскими языком сказано: «Андрей». «Рублёв». Хотя первоначально Андрей Тарковский собирался снимать «Страсти по Андрею», и это совсем другое. Но получилось то, что получилось. Многое снималось в Псковской области – в Пскове, Печорах и Изборске.

Прошедшим летом на сайте музея-заповедника «Михайловское» устроили виртуальную выставку фотографий Бориса Скобельцына (архитектора, реставратора, фотохудожника), сделанных на съёмках «Андрея Рублёва». Полвека прошло с тех пор. В ближайшем номере «ПГ» я напишу о выставке «Рублёвцы» подробнее. А пока несколько слов о Скобельцыне и о Тарковском.

Скобельцын был нашим соседом, так что я знал его с самого раннего детства. Но это, конечно, было знакомство по-соседски. Я был маленький, а он – большой. Действительно, большой. Высокий, седобородый, длинноволосый. Напоминал героя былины или толкиеновского Гэндальфа из «Властелина колец». Проносился мимо с фотоаппаратом и сумкой на боку. Всегда куда-то спешил. В последние годы его жизни мы виделись довольно часто и всегда случайно. Тогда мы уже не просто здоровались, но и общались. Он выходил из Псковского музея-заповедника, а я из находящегося напротив Технического лицея, где преподавал историю (позднее у меня будет учиться внук Скобельцына). Мы шли вдоль стены окольного города в сторону дома через Ботанический сад и разговаривали – об истории и литературе. Так было и в сентябре 1995 года. Как оказалось, это был последний раз, когда мы общались. В ноябре его не стало.

На упомянутой виртуальной выставке представлен режиссёрский сценарий фильма «Андрей Рублёв» (его подарил Борису Скобельцыну Савва Ямщиков, который был на этом фильме одним из трёх консультантов – "консультантом по материальной культуре"), автографы членов киногруппы, письмо Борису Степановичу и его жене Елене Ивановне – поздравления с Новым годом от съёмочной группы фильма «Андрей Рублёв». Там есть такие строки: «Поездка по Пскову и Псковщине – незабываемы! Мы часто Вас вспоминаем и, все без исключения, отзываемся о Вас с теплотой и радушием. Мы Вас любим! Ваш молодой задор, Ваша энергия – для нас пример! Спасибо Вам за тем часы знакомства с прекрасным, которые Вы нам бескорыстно подарили». Понятно, что Борис Скобельцын не ограничился фотографированием на съемочной площадке. Зная его, можно сказать, что Скобельцын рассказывал Тарковскому и его группе не только о том, что есть, но и о том, что было, но исчезло. Он ведь был не только фотохудожник, но и реставратор. Съемочной группе Скобельцын демонстрировал места, не только связанные со съёмками. Добралась съёмочная группа «Андрея Рублёва» и до Себежского района (это тоже есть на фотографиях).

Для масштабных военных сцен съёмочной группе необходимы были лошади, желательно – скаковые. Найти их в большом количестве в наших краях можно было только в одном месте – на псковском ипподроме, в тот момент – одном из лучших в СССР. Моя бабушка Екатерина Евдокимовна там проработала конюхом 25 лет, в том числе и во время съёмок. В съёмках были задействованы 90 лошадей из псковского ипподрома. Остальных двести с лишним – не скаковых, а рабочих, собрали по соседним колхозам.

Несчастный случай с режиссёром произошёл в ноябре 1965 года как раз с участием лошади с ипподрома. Директора фильма «Андрей Рублев» Тамара Огородникова (она же сыграла в фильме мать Иисуса) рассказывала: «Ипподромовских лошадей надо было выгуливать каждый день, а тут несколько дней праздников они стояли невыгулянные. И вдруг я вижу: озеро, камыши (туда татары должны были падать) и едет Андрей Арсеньевич верхом; лошадь красивая, чёрная. Не успела я оглянуться, как слышу – топот, лошадь мчится. Андрея Арсеньевича она сбросила, но нога застряла в стремени, и его тащит головой по валунам…». Поначалу показалось, что ничего страшного. Тарковский поднялся и отправился на съёмочную площадку. Но минут через пять ему стало плохо. В медпункте выяснилось, что «икра у него пробита копытом. Дней десять он лежал – больной, избитый, измученный, но не стонал: даже работал, читал».

За несколько дней до этого падения, 2 ноября 1965 года в Пскове в Доме политпросвещения состоялась встреча творческого коллектива (Тарковский, Юсов, Солоницын) со зрителями. Второй раз съёмочная группа приехала в Псковскую область весной 1966 года.

Действие фильма происходит совсем не в наших краях, а там, куда дошла монголо-татарская конница. Владимир, Суздаль… Там тоже снимали, но многие, в том и ключевые сцены, снимали всё-таки под Псковом и в Пскове возле Покровской башни. Штурм крепости,  сцена у ручья, горящий храм, полёт воздушного шара, «распятие Андрея»… Макет владимирской крепости соорудили под Изборском. Так что на фотографии Скобельцына попали почти все известные актёры, снимавшиеся в этом фильме: Анатолий Солоницын, Юрий Назаров, Михаил Кононов… Как сказал в одном из интервью оператор фильма Вадим Юсов, рассказывая о Тарковском: «Ведь в иконописце Рублеве он видел себя, вечно идущим против безбожной загнивающей системы…»

В том виде, в каком хотел Тарковский, этот фильм при его жизни не вышел. На какое-то время его запретили. Партийный разбор был очень жёсткий: «Идейная концепция ошибочная, порочная, носит антинародный характер. Народ не страдал, не терпел и не молчал, как в фильме, а восстания следовали за восстаниями… Фильм унижает достоинство русского человека, превращает его в дикаря, чуть ли не в животное. Разрисованный зад скомороха выглядит как символ того уровня, на котором народу была доступна культура… Фильм работает против нас, против народа, истории и партийной политики в области искусства…»

Тарковского, конечно, постарались защитить. И не только по поводу фильма, но и за его резкую реакцию на критику. Михаил Ромм, например, на одной из встреч сказал кинематографическому начальству: «Я знаю Тарковского много лет, знаю его с момента приемных экзаменов. Это человек нервный, уже при поступлении во ВГИК он был в какой-то мере травмирован, и уделялось много внимания, чтобы успокоить его». Но Тарковский успокаиваться не хотел. Он вообще был очень эмоциональный человек. Оператор Вадим Юсов, с которым Тарковский снял несколько картин, рассказывал: «Вообще, когда Тарковский выпивал, переставал следить за своими эмоциями, которые били у него через край даже в трезвом состоянии».

В своём дневнике Андрей Тарковский написал, что очень хотел показать «Андрея Рублёва» Александру Солженицыну. Почему-то режиссёру казалось, что Солженицын его поймёт. Но Солженицын не понял, написав о фильме: «Рублёв в фильме - это переодетый сегодняшний "творческий интеллигент", отделённый от дикой толпы и разочарованный ею. Мировоззрение Рублёва оплощено до современных гуманистических интенций: "я для них, для людей, делал", - а они, неблагодарные, не поняли. Здесь фальшь, потому что сокровенный иконописец "делает" в главном и высшем - для Бога, икона – свидетельство веры, и людское неприятие не сразило бы Рублёва. (А неприятия и не было: он был высоко оценен и понят и церковными иерархами, и молитвенной паствой, ещё при жизни вошёл в легенду и в ореол праведности.)».

Андрей Тарковский напишет в своём дневнике: «Вот не мог предположить, что Солженицын окажется таким неумным, злобным, завистливым и, главное, недобросовестным». Дневник Тарковского переполнен подобными строками. Когда я прочёл его, то подумал, что это в некотором смысле образцовое произведение. Тарковский как будто нарочно выбирал самых знаменитых и давал им уничижительные характеристики. Середняки его не интересовали. Кажется, что ему доставляло удовольствие  обзывать своих коллег. Вот несколько характеристик Тарковского: «Хуциев как режиссёр совершенно непрофессионален», «Чухрай мне не нравится. Человек он глупый, самовлюблённый и бездарный», «С. Бондарчук, Герасимов, Кулиджанов, Солнцева, Ростоцкий. Завистливые бездарности». Может быть, когда Тарковский писал такое, ему становилось легче.

Не пощадил Тарковский и Вадима Юсова – оператора, с которым снял фильмы «Каток и скрипка», «Иваново детство», «Солярис» и «Андрей Рублёв»: «У Вадима всегда было желание посчитаться доблестями и профессиональными достоинствами… Он самовлюблён... Он ведь страшный лицемер к тому же…». Тарковский вообще очень сильно «прошёлся» в своих дневниках по Вадиму Юсову – оператору фильмов Георгия Данелии «Я шагаю по Москве», «Не горюй!», «Совсем пропащий», «Паспорт», Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину», «Борис Годунов», «Красные колокола» и многих других.

Дневники Тарковского – это особый вид искусства. Они способны даже вдохновлять. Евгения Гришковца они вдохновили на написание книги «Письма к Андрею». Думаю, что мы читали дневники Тарковского примерно в одно время, но каждый нашёл там своё.

«Вот, например, он (Тарковский. - Авт.) пишет о своих ощущениях от фильма Алова и Наумова «Бег», который сейчас уже считается непререкаемой классикой, - комментирует Гришковец высказывание Тарковского. - Он пишет об ужасной подмене, фальсификации самой идеи белого движения в этом фильме, пишет, что этот фильм не может считаться произведением искусства... Просто Тарковский был человеком глобально другого уровня и масштаба. И он ставил перед собой только задачи искусства. И при этом все время очень страдал от каких-то мелочей». Понятно, что то, что делали Алов и Наумов, Козинцев, Хуциев или Бондарчук для Тарковского никакой художественной ценности не представляло. Во всяком случае, в тот момент, когда он об этом писал.

В книге Гришковца, во «Втором письме Андрею», есть такое высказывание: «Подлинный художник всегда гениален. Я отождествляю подлинность и гениальность». В этой фразе трудно согласиться хоть с чем-нибудь. Как связаны «подлинность» и «гениальность»? Бездарность тоже может быть подлинной. Неподдельной бездарности в мире значительно больше, чем «подлинной гениальности». И вообще, что это такое – «подлинный художник всегда гениален»? Всегда? Каждую секунду, что ли? Каждый кадр – гениален? Каждая минута жизни? Каждая строчка дневника? На мой взгляд, гениев нет вообще. И никогда не было. Но были, есть и будут гениальные открытия, гениальные художественные произведения. Но они не гарантируют, что всё, что вылетает из-под пера автора гениального произведения – гениально.  Они могут ошибаться, быть неправыми… Тарковский умел быть беспощадным – к себе и к другим.

В Союзе кинематографистов фильм «Андрей Рублёв» показали в декабре 1966, но прокатного удостоверения он не получил. Так что обещание режиссёра, которое он дал в Пскове за год до этого – показать фильм в Пскове, не сбылось. Правда, фильм не пропал. Его продали французской фирме «Гомон», вне конкурса показали на Канском фестивале 1969 года, где фильм получил приз Международной федерации прессы. Однако судьба фильма внутри страны автора не устраивала, и он написал письмо генеральному директору «Мосфильма» Владимиру Сурину, в котором есть такие слова: «Сейчас я остался в одиночестве, ибо струсили и продали свою точку зрения все, кто ранее рукоплескал фильму». С тех пор число тех, кто «рукоплескает фильму», значительно увеличилось.

Не ходи в этот дом. Не ходи, не ходи, не ходи…
В нём кто-то кого-то когда-то пригрел на груди.
Не читай эту звонкую книгу, не слушай альбом.
Ты мог это сделать спокойно в сезоне любом,
Но только не в этом. Ты знаешь, сейчас не сезон.
Точнее, у нас объявили сезон-пустозвон.
Сдаются, как будто бутылки, пустые слова.
Пустая от них начинает болеть голова.
Так просто сегодня пустить и пригреть пустоту
И в будке пустой постоять, как солдат, на посту.
Искусство стоять, карауля чужое добро.
Чужое готово греметь, как пустое ведро.

Не ходи, не беги, не шатайся ни ночью, ни днём.
Есть только одно, что возможно: стоять на своём.