Сколько б ни нажил - подвержено краже

Выбирая сегодня между Александром I, многократно бывавшим в Пскове, и Михаилом Магницким, тайно посещавшим Псков по поручению всё того же  Александра I один раз, я остановился на Магницком. Хотя мне о той его поездке мало что известно. Почти во всех источниках написано одно и то же: приезжал в Псков с ревизией, проверяя – действительно ли псковский губернатор занимается «лихоимством»? Показания Магницкого имеются в изданном в 1872 году, в книге первой, историческом сборнике «Девятнадцатый век». Но я бы многим вещам не слишком доверял, учитывая личность этого Магницкого – правнука знаменитого автора «Арифметики» Леонтия Магницкого.

Здесь интереснее само понятие лихоимства - «когда под видом некоторого права, а на самом деле с нарушением справедливости и человеколюбия, обращают в свою пользу чужую собственность или чужой труд, или даже самые бедствия ближних…». Лихоимцы-губернаторы в Псковской губернии разоблачались и без всякого Магницкого. Самый известный случай произошёл в 1846 году. Незадолго до этого – в 1845 году в донесение штаб-офицера корпуса жандармов Деспот-Зеновича попала фамилия псковского губернатора Фёдора Бартоломея. Бартоломей требовал от полицмейстера Карпаковского чтобы «он платил ему ежегодно пять тысяч рублей ассигнациями». Организовали проверку. Сведения подтвердились. Комитет министров псковского губернатора со службы уволил – как было сказано: «по болезни». Ничего страшного с ним потом не произошло. Через год экс-губернатор отправился комендантом на Аландские острова, а потом комендантом в Брест-Литовск. Так было при Николае I. При Александре I было то же самое.

С 1803 по 1805 год Михаил Магницкий служил  в «Экспедиции спокойствия и благочиния» при министерстве внутренних дел. В основном, Магницкий занимался политическим сыском, надзирая за «благочинием публичных зрелищ и собраний», следил за пребывающими в страну и убывающими из неё. Но были у него и специальные поручения. Он совершил две секретные командировки «по высочайшему повелению» - в Псков и Вильно. В июне 1804 год тайно отправился в Псков – проверять возможное «лихоимство» псковского губернатора. Псковский губернатор был снят со своего поста по донесению Магницкого. О той истории, отделив правду от вымысла, надо рассказывать отдельно – не здесь и не сейчас.

Любопытно понять – что же был за человек этот Магницкий. С устойчивой репутацией придворного либерала, но позднее считавшийся одним из главных в России мракобесов. Сегодня о Михаиле Магницком в России принято отзываться уважительно. О нём издают книги, его чтят. Его именуют «рыцарем русского консерватизма».

Знавший Магницкого Филипп Вигель в изданных в 1856 году «Записках» вспоминал: «Слишком известный Михаил Леонтьевич Магницкий, всегда ругался дерзко над общим мнением, дорожа единственно благосклонностью предержащих властей. Это один из чудеснейших феноменов нравственного мира. Как младенцы, которые выходят в свет без рук или без ног, так и он родился совсем без стыда и без совести… Если верить аду, то нельзя сомневаться, что он послан был из него, дабы довершить совращение могущего умом Сперанского, и, вероятно, сего другого демона, не совсем лишенного человеческих чувств, что-то похожее на раскаяние заставило под конец жизни от него отдалиться. В действиях же, в речах Магницкого все носило на себе печать отвержения: как он не веровал добру, как он тешился слабостями, глупостями людей, как он радовался их порокам, как он восхищался их преступлениями!» 

Читая о том времени, фамилию Магницкого рядом с фамилиями каких только знаменитостей ни встретишь. Был секретарём у Александра Суворова. Когда служил в Париже, был знаком с Наполеоном и Жозефиной. Выполнял деликатные поручения Александра I. Одно время был соратником Сперанского.

Когда, по словам Вигеля, Магницкий вернулся в 1802 году в Россию, то удивлял собеседников своим вольномыслием, а «вместо трости носил якобинскую дубинку с серебряною бляхою». Это был такой показной либерализм. Что-то вроде моды. Сегодня Магницкий интересен как раз по этой причине. Среди дюжины наших современных мракобесов первого ряда больше половины – это тоже бывшие либералы. Вернее, эти люди раньше делали либеральную карьеру, а теперь делают консервативную. Нет уверенности, что они в какой-то момент переродились. Они ведь по-прежнему делают карьеру, и это для них главное. А все эти так называемые взгляды – словно якобинская дубинка в руке. Можно опираться на неё, а можно найти опору в самодержавном жезле.

Писатель Иван Лажечников писал о Магницком: «Я пользовался его горячим, порывистым благорасположением, слыл даже лет пять его любимцем и испытал столь же порывистое недоброжелательство, которого настоящую причину не мог никогда знать. Таков он был во всех своих действиях». Нечего ломать голову. Магницкий просто встал не с той ноги. Или ему было просто выгодно поменять благорасположение на недоброжелательство. Только и всего.

Однако Михаил Магницкий был всё-таки немного сложнее, чем просто обыкновенный самодур. Похоже, ему действительно казалось, что «кругом враги», и спастись от них можно путём запретов. Подобные люди из запретов сотворили культ. Им, кажется, всё равно, что запрещать.  Они уверены, что контроль и запрет – движущая сила истории. Причём Магницкий так считал и в «своей «либеральной» молодости. Именно тогда он и надзирал над «благочинием публичных зрелищ и собраний», разоблачая «шпионов» (как в Вильно), которые едва ли ими были.

Почему-то такого рода типы до ужаса сентиментальны. Ярче всего это проявляется в стихах Магницкого (о нём ведь ещё пишут, что он был «русский поэт»). Вот несколько образцов его «поэзии»: «В полях смеющихся, зеленых, // Где вьются светлы ручейки, // Где тихи ветерки играют, // Приятным запахом дыша,- // На холмике, цветочками одетом, // Стоит любви прекрасный храм. //  Богатством, златом не блистает; // Он прост, он без прикрас; // Из бела мрамора составлен // Любви богине в честь...».

Не стоит недооценивать вкус запретителей. Когда Магницкий призывал к жёсткой цензуре, то ведь хотел привести чужой вкус в соответствии со своим. Его идеальный мир был таков: «Тише, тише, ветерки! // Тише в веточках порхайте! //  Тише, резвы ручейки,// Тише лейтеся, играйте!»

Розовые кустики, зелёные рощицы, нимфы, зефиры, амуры, ветерки, веточки, холмики… Приторное умиление. В головах цензоров всех времён есть подобные или какие-то похожие идеалы. Им кажется, что чем больше они будут твердить о «светлых ручейках», тем светлее будет жизнь.

Жизнь Магницкого прошла не без потрясений. Долгое время всё для него складывалось хорошо. Репутация «профессионального разоблачителя» заставляла чиновников трепетать перед ним. В 1810 г. Александр I назначил его на пост статс-секретаря департамента законов в Государственном совете. Вместе с Барклаем де Толли он начал составлять инструкции командующим русскими армиями, возглавил комиссию, работавшую над уставами и уложениями для всех подразделений военного министерства.

Но в марте 1812 его арестовали и выслали из Петербурга в Вологду. Магницкий слишком приблизился к верховной власти и, как это часто бывает, оказался не в той группировке. В царскую немилость впал Сперанский, а он – заодно. Магницкого сослали подальше от столицы. После того, как французы взяли в Москву, вологжане решили его убить. Ходил слух, что Магницкий – государственный изменник. Особенно в это уверовали  купцы из мясных рядов. «В течение нескольких месяцев, – написал Александру I, - каждую ночь, с больною беременною женою и малолетним сыном ожидал я нападения пьяной черни».

Магницкий вошёл в историю как либерал и как борец с либералами, как масон и как борец с масонами… Проще всего сказать, что он внедрялся куда-либо, наживал друзей, а потом их выдавал – «ради блага государства». Но это было бы упрощением. Скорее всего, взгляды у него действительно менялись.  Кроме того, он, по-видимому, уверовал в свою исключительность. Знавший его Пётр Вяземский рассказывал о «честолюбии» Магницкого и об «одностороннем стремлении, доходящем до крайности».

Опала была не слишком долгой. Вологодские мясники Магницкого не зарезали. Зато при содействии Аракчеева бывшего ссыльного назначили вице-губернатором Воронежа, а потом и гражданским губернатором в Симбирске. В 1819 он уже был членом Главного управления училищ при Министерстве духовных дел и народного просвещения. На этом, как и на всяком другом посту, он продолжал заниматься разоблачениями и потребовал закрыть Казанский университет и «торжественно разрушить» его здание. Идея Магницкого не пришлась императору по душе, и он написал на документе: «Зачем разрушать, когда можно исправить». Александр I не понимал, что разрушение – это символический акт, а исправление – всего лишь рутинная работа.  «Поэту» Магницкому нужны были символы.

С 1819 года у Магницкого был очень плодотворный период, когда он требовал запретить преподавание естественного права во всем государстве, предложил отменить преподавание философии, «облекающей ереси в новые формы»,  загорелся идеей «создать новую науку и новое искусство, вполне проникнутые духом Христовым, взамен ложной науки, возникшей под влиянием язычества и безверия», вступил в борьбу с будущим царём Николаем Павловичем, потому что «правительство изгоняет вредных профессоров, а члены императорской фамилии дают им места». Магницкий здесь сильно просчитался. Ему казалось, что Александр I будет у власти ещё очень долго, и это даёт ему право критиковать даже членов царской семьи.

Похожие на Магницкого люди сегодня критикуют руководство России за недостаточную жёсткость, попустительство либералам и тому подобные вещи. 

В тот момент, когда в его донесениях был упомянут великий князь Николай Павлович, участь Магницкого была предрешена. Началась проверка его деятельности в Казанском университете. До этого было известно, что он, не сумев закрыть университет, установил там по-настоящему монастырские порядки и создал атмосферу доносительства. После же проверки (обычно все проверки делал он сам, а тут стали проверять его) было объявлено, что обнаружена огромная растрата и превышение власти. С должности попечителя Михаила Магницкого сняли, а для покрытия растраты наложили секвестр на его имения. Это уже случилось в 1826 году, когда царём стал Николай I, которого Магницкий так неосторожно задел.

Был ли гроза лихоимцев Магницкий на самом деле растратчик? Ведь ему растрату могли и приписать – за то, что переусердствовал. Однако многие из тех, кто его знал, рассказывали, что их поражало то, что Михаил Магницкий мог быть необыкновенно разным. Если надо – умилять своим милосердием. Но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что это всего лишь маска. Так что один из самых яростных борцов с лихоимством вполне мог оказаться любителем казённых денег. Маски он менять умел, как мало кто ещё.

Однако есть вещи бесспорные. Здесь не надо гадать и додумывать. Магницкий был одним из тех, кто заложил основы той идеологии, которая процветает в России до сегодняшнего дня. Она включает в себя борьбу с инакомыслием на основе православия. Магницкий крепко связал масонство и еврейство. Его «научный» подход сводился к формуле «Одна религия есть предмет, предохраняющий науки от гниения». Науки он делил на благочестивые и нечестивые. В своих исторических экскурсах он вступил в спор со своим покровителем Карамзиным, хвалившим стихи Магницкого. По мнению Магницкого, «Философия о Христе не тоскует о том, что был татарский период, удаливший Россию от Европы, она радуется тому, ибо видит, что угнетатели ее, татары, были спасателями ее от Европы». Сегодня это бы назвали евразийством. Магницкий был одним из первых евразийцев, предвосхищая тех, кто жил сто лет назад и тем более Проханова, Дугина и многих других. «Угнетение татар и удаление от Зап. Европы были, может быть, величайшим благодеянием для России, ибо сохранили в ней чистоту веры Христовой», - писал Магницкий.

Для утверждения своих идей, он активно пользовался дошедшими до нас его доносами. Часто это были доносы на тех, кто ему покровительствовал и продвигал его по служебной лестнице – на Сперанского («иллюминаты должны стараться завладеть всеми правительственными местами, помещая на них своих адептов»), на Голицына (Александр Голицын возглавлял министерство духовных дел и народного просвещения, но стараниями Магницкого в 1824 году его сняли)…

Высланный в Ревель, Магницкий продолжал свою борьбу «заговорщиками» в посланиях Николаю I («Обличение всемирного заговора против алтарей и тронов публичными событиями и юридическими актами») «разоблачал» «заговор иллюминатов» во главе со Сперанским и от своих правил не отступил.

Нет ничего из того, что сторонники «русского мира» рассказывают нам сегодня, чего не писал два века назад Магницкий – о центре мирового заговора  в Лондоне, об особой «православной науке», о «коварных» евреях и масонском заговоре, о целительной роли запретов, о «благонравии», в смысле «искоренения вольнодумства и основании преподавания всех наук на благочестии»… Только Россия, по мнению Магницкого, способна противостоять всему этому мировому злу, потому что «страшна масонам своей физической силой, духом».

Его ненависть к философии была только частью ненависти к Западу (он тяготел к Орде, к Батыю, Чигисхану). Философия, по его мнению, была «холодно-богохульная в Англии, затейливо-ругательная во Франции, грубо-чувственная в Испании, теософо-иллюминатская в Германии». О Гегеле он написал так: «Да отпущено будет Гегелю в мире вечном земное мудрствование его, и да доступна будет философу жизнь, которой он не чаял! но да изгладятся со смертью его и следы философии его на земле». Мечты Магницкого сбылись. На некоторое время преподавание философии в России было запрещено.

Со смертью самого Магницкого следы его личной философии на земле точно не исчезли.

Экономист и публицист Николай Тургенев, знавший Михаила Магницкого по Симбирску, узнав о его жестоком обращении с крестьянами, написал: «Нельзя без омерзения подумать об этом человеке!».

Самое время установить Магницкому в России памятник. Где-нибудь неподалёку от «Священного холма» в Изборске.

Взятки шершавы.
Шатки державы.
В крепости – бреши.
Нелепости те же.
Новое только
То, что под боком
Или под током.
То, что подальше
Больше не наше.
Сколько б ни нажил -
Подвержено краже.
Сколько б ни жаждал,
Пытаясь отважно
Выбиться в люди
Из всех орудий, -
Не получилось.
Сдался на милость,
Сделался меньше,
Сделался тише.
Стал даже ближе, -
Поэтому выжил.
Те, что вокруг – сыты и пьяны.
Выбился разве что в обезьяны.