На заднем плане: горы, горы… Идёшь и смотришь сверху гордо

Много десятилетий Александра Чеченского в Псковской области почти не вспоминали. До сих пор неизвестно, где именно он похоронен. Точнее, известно, что похороны состоялись неподалеку от Георгиевской церкви погоста Кудеверь, но в каком месте? Начиная с 2012 года я опубликовал о Александре Чеченском статей шесть или семь. Некоторые были незапланированные. Они были ответом на странные реплики, которые приходили из Грозного. И всё же вся эта история больше смешная, чем грустная. Так что мои статьи назывались «Хроника объявленной глупости»,  «Чеченский смех»,  «Шарип-Псковский» и Александр Чеченский»… Всё это выглядело бы ещё смешнее, если бы каким-то боком не касалось Александра Чеченского – личности исторической, трагической, героической…  Хотелось написать не о странной возне вокруг памятника Чеченскому в Псковской области, а о самом Александре Чеченском.

Наконец, удалось собрать подходящий материал. Текст «Летучий отряд» получился довольно большим и был опубликован в «ПГ».

Новоржевский помещик Александр Чеченский был участником всех значимых событий Отечественной войны. Бородинское сражение, «Битва народов» под Лейпцигом, взятие Парижа, участие в торжественном шествии и параде победителей на Елисейских полях в свите царя, рядом с Николаем Раевским и Денисом Давыдовым.  Александр Чеченский удостоился многих наград: за отвагу он был награждён золотым оружием, получил орден Св. Владимира IV степени, орден Св. Георгия IV класса, орден Св. Анны II степени с бриллиантами, серебряные медали «За вступление в Париж» и «В память 1812 года»… Когда при Александре III, наконец, достроили в честь спасения Отечества в 1812 году Храм Христа Спасителя, имя Александра Чеченского было высечено на одной из стен. Но при большевиках этот храм взорвали, имена многих героев были забыты или отошли в тень.

Александр Чеченский к Псковской земле имеет прямое отношение. Здесь он жил, здесь был похоронен, хотя скончался в 1834 году в Дрездене, как раз в тех местах, где воевал в 1813 году. Для того чтобы доставить тело генерал-майора на Родину, потребовался специальный императорский указ. На Родину – не значит в Чечню, где он родился. Родиной его была вся Россия, за неё он проливал кровь. В архивном «Деле о разрешении перевезти тело в Новоржевский уезд 30 марта 1834 г.» имеется «Указ Его императорского Величества Самодержца Всероссийского: высочайшее соизволение на пересечение из заграницы в Россию тела скончавшегося в Дрездене состоящего в армии генерал-майора Чеченского».

Похоронили Александра Чеченского по православному обряду. Обряд погребения совершил Пятницкий благочинный иерей Симеон Никольский с дьячком Петром Александровым. В метрической книге Георгиевской церкви имеется запись № 8 «О смерти 7 мая 1834 года помещика сельца Савкино, генерал-майора Александра Николаевича Чеченского, 55 лет» (это не то Савкино, что известно благодаря Пушкину). Упоминание  даты «7 мая», очевидно, не сочетается с  «Делом о разрешении перевезти тело в Новоржевский уезд 30 марта 1834 г.».

Разумеется, Александр Чеченский умер значительно раньше, чем 7 мая. В «Санкт-Петербургских ведомостях», в № 20 от 1834, вышедших 25 января, появилось краткое, в три строки, извещение: «19-го дня… Умерший исключается из списков. По кавалерии. Состоящий по кавалерии генерал-майор Чеченский».

Биография Александра Чеченского похожа на приключенческий роман. Причём некоторые страницы кажутся не слишком убедительным вымыслом, призванным проиллюстрировать дружбу народов. Однако многое случилось на самом деле, включая первые годы жизни, когда потерявшего родителей чеченского мальчика во время военного похода в Чечню взял на воспитание шестнадцатилетний русский подпоручик. Подпоручика звали Николай Раевский, и позднее он станет знаменитым генералом. Это тот самый Раевский, о котором Василий Жуковский в «Певце во стане русских воинов» писал: «Раевский, слава наших дней, // Хвала! перед рядами // Он первый грудь против мечей // С отважными сынами…». А взятого на воспитание чеченского мальчика-сироту, вроде бы, звали Али, но после появления опекуна он получил русское имя – Александр, и русское отчество – Николаевич. Пока Николай Раевский служил в войсках, Александр Чеченский воспитывался на Украине у матери Николая Раевского Екатерины Николаевны.

Учился Александр Чеченский в Московском университете, но карьеру избрал военную, пройдя путь от вахмистра в Кизляре до генерал-майора, участвовавшего в церемонии возведения на царствование российского императора. Ко времени заграничных походов Александр Чеченский был опытным офицером. В 1805 - 1807 годах он участвовал в боях с наполеоновскими войсками под Мышеницами, Гутштадтом, Аккендорфом, а в 1812 году в составе кавалерийского корпуса атамана Платова сражался под Бородино. Одна из самых ярких страниц биографии Александра Чеченского связана с взятием Нейштадта - пригорода Дрездена.

В своём рапорте от 9(21) марта 1813 года шефу Белорусского гусарского полка генерал-майору Сергею Ланскому начальник партизанского отряда полковник Денис Давыдов сообщал: «Вчерашнего числа я сделал сильную рекогносцировку в окрестностях г. Дрездена. Ротмистр Чеченский, предводительствовавший 2-м Бугским полком, с известной ему храбростью атаковал неприятеля, гнал его до города и вогнал его за палисады. В сем случае был убит офицер 1, ранено казаков 7 и ранено лошадей 15».

«Гнал и вогнал» - это то, что у воевавшего в гусарских и казачьих частях Александра Чеченского получалось очень хорошо. Наверное, половина всех известных упоминаний Александра Чеченского связана с записками Дениса Давыдова. Именно Давыдов оставил наиболее яркую и ставшую уже хрестоматийной характеристику будущего псковского помещика и настоящего боевого офицера Александра Чеченского: «Росту малого, сухощавый, горбоносый, цвету лица бронзового, волосу черного, как крыло ворона, взора орлиного. Характер ярый, запальчивый и неукротимый; явный друг или враг; предприимчивости беспредельной, сметливости и решимости мгновенных».

В общем, когда в ХХI веке возникла идея увековечить имя Александра Чеченского в Псковской области, никто спорить и не думал. Это давно надо было сделать. Однако, как это часто бывает, исполнители думали больше не о герое – в данном случае герое Отечественной войны, а о чём-то другом. Думаю, что о себе. А историю о том, что в Бежаницком районе собираются открыть памятник Александру Чеченскому, на котором будет изображён не он, а совсем другой человек – Николай Раевский-младший, я услышал ещё до установки памятника. Тревогу подняли члены чеченской диаспоры в Псковской области. Они сообщили в областную администрацию о грядущем казусе. Но механизм был уже запущен. Дата открытия объявлена. Ждали с визитом Рамзана Кадырова. Кадыров не приехал, но прислал председателя чеченского парламента (тогда им был Дукуваха Абдурахманов), который от имени президента Чечни, находясь в Бежаницах, заявил: «Народы России сплачивают героические поступки». Но то, что происходило 27 июля 2012 года в посёлке Бежаницы Псковской области,  мало походило на сплочение.  Скорее это было разобщение. И саморазоблачение.

На открытии памятника глава Бежаницкого района Анатолий Трофимов завил: «Памятник по праву станет визитной карточкой Бежаницкого района». Это точно. Отныне Бежаницкий район станет известен тем, что там был торжественно открыт памятник непонятно кому. Но действующих лиц, имевших отношение к открытию памятника, это, похоже, мало волновало. Они существовали в каком-то параллельном мире. Символическом мире. Если верить пресс-службе администрации Псковской области, в церемонии открытия принимал участие председатель Центра чеченской культуры «Барт» Саид Дукаев. На следующий день я позвонил Саиду Дукаеву и спросил: правда ли это? Саид Дукаев мне ответил, что его на церемонии открытии памятника не было и быть не могло, а позднее показал мне копию письма, которое он отправил еще 13 июля 2012 года главе Бежаницкого района. Там говорилось: «Не вижу необходимости делать попытки по противодействию данному мероприятию, но выражаю не только своё, но и остальных чеченцев, проживающих на территории Бежаницкого района и остальных близлежащих районов, беспокойство методами и формой проведения данного мероприятия. Поэтому считаю своим долгом поставить Вас в известность о том, что Центр чеченской культуры «Барт» («Единство») не несёт ответственности за всевозможные неточности, а также за возможные негативные социальные последствия».

У Николая Раевского, усыновившего Александра Чеченского, был и родной сын – по имени Николай. По мнению Саида Дукаева, именно его профиль и взяли за основу барельефа бежаницкого памятника. Саид Дукаев, по образованию – историк, обнаружил это, когда познакомился с эскизом памятника, и стал бить тревогу. Кроме чужого профиля, его смутила и дата рождения, выбитая на памятнике. По мнению Саида Дукаева, Александр Чеченский родился не в 1780, а в 1779 году. В качестве доказательства Саид Дукаев показал мне архивную справку, полученную им в Государственном архиве Псковской области.

Многие исторические источники давали основание утверждать: на памятнике в Бежаницах изображен профиль именно Николая Николаевича Раевского-младшего. Это следует не только из рисунка Александра Пушкина, но и из более поздних изображений, например – из рисунка Ивана Айвазовского 1840 года.

Прижизненные портреты Александра Чеченского неизвестны. Но есть картина Орловского 1814 года и гравюра Дюбурга, сделанная на основе этой картины. На переднем плане, на коне – Денис Давыдов. За его спиной в отдалении – два всадника. Принято считать, что один из них – Александр Чеченский. И он не похож на человека, изображенного на памятнике в Бежаницах. А самый известный портрет Александра Чеченского был сделан уже после смерти героя Отечественной войны 1812 года и, в значительной степени, построен на словесном портрете, который был дан в дневнике Дениса Давыдова.

За основу эскиза бежаницкого барельефа, судя по всему, был взят рисунок Александра Сергеевича Пушкина. Мундир тот же, только очков нет. Во многих научных книгах этот рисунок подписан как: «Н. Н. Раевский, рис. А. С. Пушкина». С Николаем Раевским-младшим Пушкин действительно был знаком. Так что в рисунке с его изображением, сделанном рукою Пушкина, нет ничего удивительного. В рукописи поэмы «Кавказский пленник» тоже можно обнаружить профиль Раевского-младшего. Он напоминает рисунок, легший в основу «изображения Александра Чеченского» в Бежаницах.

Существует ещё несколько прижизненных портретов Николая Николаевича Раевского-младшего, сделанных в разные годы. Например, в 1817 году (рисунок И. А. Долгорукого), акварель 1826 года П. Ф. Соколова и рисунок М. Залькевича начала 1840-х годов. Никто никогда не сомневался в том, что на них изображён Николай Раевский-младший («лучший из друзей моих» – по словам Пушкина). Что же касается Александра Чеченского, то никаких достоверных сведений о том, что Пушкин с ним был знаком – нет. Зато есть домыслы и подмена понятий. Первоначально можно было подумать, что чеченский публицист Марьям Вахидова (одна из инициаторов установки такого памятника) просто ошиблась. Но нет, во время встречи с Саидом Дукаевым она подтвердила, что «10 раз перепроверила» и полностью убеждена в том, что Пушкин нарисовал её земляка. В одной из своих статей Марьям Вахидова пытается доказать, что Пушкин рисовал не Раевского, а Чеченского. Её аргументы, на мой взгляд, неубедительны. Она пишет, что «в эскизе Пушкина нет тяжёлого подбородка, широких скул и носа-«картошки», свойственных всем Раевским, включая их отца». Причём здесь нос-«картошка»? Ни на одном из известных портретов Раевский-младший не выглядит так, как описывает его Марьям Вахидова. Из её слов становится понятно, что она подвергает сомнению все прижизненные портреты Николая Раевского. Кроме того, видела ли Марьям Вахидова изображения Николая Раевского-старшего? У него, как и у его сына Николая, тоже не было носа-«картошки» (достаточно взглянуть на акварель Соколова 1826 года).

Но я бы не стал удивляться слишком вольной трактовке исторических фактов Марьям Вахидовой. Для неё это в порядке вещей. Заменить Раевского на Чеченского – сущая мелочь, если сравнивать с другими её допущениями, которые она позволяет себе в журнальных статьях и научных докладах. Её слишком вольный подход к историческим фактам приводит к неуправляемому комическому эффекту. Если взор «литературоведа» падает на какую-нибудь знаменитость, то это первый признак того, что знаменитость окажется скрытым чеченцем. Например, взять русского поэта Михаила Лермонтова. Марьям Вахидова именует его Лермонтовым-Таймиевым.  Г-жа Вахидова внимательно изучила творчество Лермонтова. Особое её внимание привлекли строки: «…Но если, если над моим позором  // Смеяться станешь ты  // И возмутишь неправедным укором  // И речью клеветы // Обиженную тень, – не жди пощады;  // Как червь, к душе твоей // Я прилеплюсь, и каждый миг отрады // Несносен будет ей…». Любой другой исследователь не нашёл бы в этих строках лермонтовского стихотворения «Настанет день – и миром осужденный…» никаких признаков того, что автор – чеченец. Но только не Марьям Вахидова. Она видит текст насквозь. «Представим себе, – пишет она, – что это стих – его отклик на «весть кровавую» о гибели Бейбулата 14 июля 1831 г., которую толпы людей в России восприняли как победу над Чечней. И вот в эту минуту Л. понимает, что может настать тот день, когда и его, как сына мятежника, мир осудит, он станет чужим для всех и презренным».

Весь научный подход Марьям Вахидовой основан на двух словах: «Представим себе».

В общем, автор делает вывод, что Михаил на самом деле не Юрьевич, а Бейбулатович. Михаил Бейбулатович Лермонтов-Таймиев.

Её вольный подход относится не только к именам, но и к датам. Она считает, что Лермонтов родился не в 1814 году, а в 1811 году. Так ей удобнее.

Раскрыв тайну рождения поэта, она обращает свой исследовательский взор на ещё одну литературную знаменитость, чья биография тесно связана с Кавказом. Итог бурной литературоведческой работы Марьям Вахидовой заставляет её сделать вывод, что ещё одним чеченцем в русской литературе был Лев Толстой.  Здесь она подобрала уже несколько аргументов. Один из них выужен из черновиков «Анны Карениной», в которых Анна первоначально именовалась Наной («нана» по-чеченски – мать).

Более того, Марьям Вахидова обращает внимание на то, что в романе «Анна Каренина»» дважды появляется некто князь Чеченский. Зачем он там нужен? У Марьям Вахидовой нет сомнений – зачем.

Таким образом, Лев Толстой якобы решил намекнуть читателям о своём настоящем отце – Александре (Али) Чеченском. С подачи Марьям Вахидовой ещё один русский классик на глазах превращается в чеченца – Льва Алиевича. Ещё полшага, и мы узнаем о Толстом-Чеченском.

«У Александра Чеченского, – сообщает Марьям Вахидова, – состоявшего в браке с Екатериной Ивановной Бычковой, было шестеро детей, и в 1828 году, когда родился Лев Николаевич, сыну Чеченского Николаю было десять лет. Иметь одновременно две семьи для чеченца было делом обычным, не из ряда вон выходящим, а, значит, и дети должны были общаться между собой, если у них один отец».

Более того, Марьям Вахидова сделала вывод, что Толстой был мусульманином, приверженцем тариката, учения, по которому мусульманин не может ужиться с иноверцами.

«Вот почему Толстой, мюрид Кунта-Хаджи, не один раз порывался бежать из дома, – делает вывод Марьям Вахидова, – и всё-таки предпринял ещё одну попытку на 82-м году жизни, будучи больным, абсолютно неуверенным, что доедет до цели!  Если прожить ему все же оказалось суждено среди иноверцев, то умереть среди них он не мог позволить себе! Исключительно по этой причине он не позволил жене войти к себе в комнату, чтобы проститься с ним навсегда. В отличие от детей, Софья Андреевна обязательно, украдкой, но перекрестила бы мужа, который хотел уйти из жизни магометанином…»

Мне кажется, что всё это – комплекс неполноценности. И это унижает культуру и русских, и чеченцев. Выглядит это очень несерьёзно.

Подход к историческим фактам у Марьям Вахидовой – анекдотический. Историческая глубина – нулевая. В сущности, всё построено на одной очень сомнительной идее: если хорошее, значит – чеченское. Надо только получше покопаться. Кто ищет, тот всегда найдёт.

Её аргументы можно взять за образец безответственности. Предлагаю понять технику манипуляции только на одном примере.

«По наблюдению домашнего врача Толстых Д. П. Маковицкого, Лев Николаевич имел обычай уходить вперёд пешком, «когда уезжал, где гостил, – пишет Марьям Вахидова и тут же делает вывод: – Это обычай чеченцев: в знак уважения к хозяину, гость уходит на приличное расстояние от дома пешком, отослав вперёд транспорт, на котором приехал».

 С таким подходом к фактам, Льва Толстого можно сделать хоть кришнаитом, хоть поклонником вуду.

Тема Толстого меня интересовала давно. Ровно половина действия моего романа «Пейзаж после молитвы», изданного в 2014 года, происходит сто с лишним лет назад (герои книги, начитавшись проклятий Иоанна Кронштадтского, готовят казнь Льва Толстого). Свои статьи о Льве Толстом я передал его правнуку Владимиру Толстому во время одного из его приездов в Псков. Ему же я потом отправил ссылки на публикации  Марьям Вахидовой.  В марте 2005 года в петрозаводской филармонии Владимир Толстой проводил с нами семинар на тему «Музыка в доме Толстых», и я точно знаю, что у него есть чувство юмора, и он должен по достоинству оценить «научные изыскания» г-жи Вахидовой о его знаменитом прадеде. Думаю, что он уже прочёл про «исламиста»-Толстого. Хождение Толстого босиком Марьям Вахидова тоже приписывает тому, что Лев Толстой якобы был скрытым исламистом – учеником Кунта-Хаджи Кишиева. «Толстой, – пишет Марьям Вахидова, – был последователь его Учения, которое на русской почве сузится до учения Непротивления злу насилием, одного из направлений духовного пути Учителя».

То есть Лев Толстой, конечно, не Кунта-Хаджи Кишиев, но тоже крупная фигура.

После моих критических публикаций Марьям Вахидова пообещала со мной встретиться – на презентации её книги в Пскове, но так почему-то и не встретилась. О состоявшейся презентации я не слышал. Она ограничилась двумя интересными письмами. «Алексей, зря Вы так рвали глотку в защиту \"историка\" Дукаева, - написала она. - А своего зятя Вы можете поддержать, как считаете нужным... Только Анатолия Яковлевича Трофимова сюда зачем приплетать?.. Зависть ещё никогда не побеждала над здравым смыслом!.. Не на ту птицу ставите, коллега! Так ведь можно всю жизнь только на адвокатов работать!». Анатолий Трофимов – это глава Бежаницкой администрации. Он тоже активно включился в эту историю, выступив с открытым письмом, обращаясь к Саиду Дукаеву, Марьям Вахидовой и ко мне: «Уважаемые Марьям, Саид, Алексей! О чём Вы? Тот профиль, те тот профиль? Похож, не похож Чеченский на Чеченского или больше на Раевского? Ещё во времена Троянской войны говорили - сколько палаток, столько мнений у стратегов. Сколько юристов и историков, столько и у них мнений о том или ином факте. На день раньше открыли памятник или на день позже. Не всё ли равно? Мелочимся господа, тем более мужчины. Глава Бежаницкого района  А.Я. Трофимов. P.S. Нос при необходимости можно исправить…».

Насколько я понимаю, примерно то же самое глава Бежаницкой администрации говорил Саиду Дукаеву ещё до установки памятника. По-моему, это безответственно. Это уже что гоголевское, про нос (кстати, у Марьям Вахидовой есть публикации и о Гоголе). И кто после всего этого должен стыдиться?

«Зависть ещё никогда не побеждала над здравым смыслом!» - пишет Марьям Вахидова. Опять она выражается загадками. Кому это я завидую? Толстому? Лермонтову? Нет, скорее всего – самой Марьям Вахидовой. Видимо потому, что это не я, а она первой догадалась, какого на самом деле происхождения были Лев Толстой и Михаил Лермонтов.

Если из текста Анатолия Трофимова всё ясно, то из двух откликов Марьям Вахидовой не ясно ничего. Лично я там увидел угрозы и загадки. Угрозы – это когда говорится: «Не на ту птицу ставите, коллега! Так ведь можно всю жизнь только на адвокатов работать!» А загадки, это когда Марьям Вахидова, обращаясь ко мне, пишет: «А своего зятя Вы можете поддержать, как считаете нужным...». Чтобы это значило? Кого она имела в виду? Саида Дукаева, что ли? Я теряюсь в догадках. С другой стороны, становится понятным, как легко Марьям Вахидова находит родственников. Лермонтову отца подыскала. И Льву Толстому тоже…  Неужели и мне тоже родственника нашла? В какую, однако, компанию я попал.

Через некоторое время проявил себя ещё один активный участник установки странного памятника в Бежаницах - Шарип Окунчаев (автор публикаций «По следам А. Чеченского», «Схватка с удавом» и других). В одной из публикаций он написал, что его знают как «Шарипа-Псковского». Что ж, пускай будет Шарип-Псковский. Он здесь действительно долго жил, пока не вернулся в Грозный. Шарип Окунчаев предложил назвать одну из псковских улиц именем Ахмат-Хаджи Кадырова. Инициативу поддержал Михаил Брячак-Московский (или Севастопольский?) – в то время депутат Госдумы. Окунчаев к обоим Кадыровым относится с плохо скрываемым восхищением. Вот что он написал о нынешнем президенте Чечни: «Рамзан Кадыров - кто он такой? Сегодня его имя у всех на устах - в Республике, в стране, во всём мире. Анализируя бурную деятельность его в качестве главы региона, можно с уверенностью сказать, что мы видим настоящего Хозяина, и это, наверное, главное. Другой вопрос: было ли когда-нибудь в истории Чечни такое масштабное возрождение? За всю историю Чечни об этом люди могли только мечтать. Александр Македонский, Кир Великий, Салауддин, Тамерлан, Петр I т.д.  – с кем из них сравнить Кадырова? Очевидно одно – он Великий реформатор!» И всё же Шарип Окунчаев предложил назвать псковскую улицу не именем Рамзана Кадырова, а именем Ахмат-Хаджи Кадырова, которого Шарип Окунчаев знал и о котором оставил свои воспоминания.

Правда, опыт показывает, что многое из того, что утверждает «Шарип-Псковский», следует делить на два, на четыре или на сорок четыре. После моей статьи о памятнике Александра Чеченскому Шарип Окунчаев отозвался удивительным письмом, которое он позднее опубликует на сайте proza.ru. В том открытом письме Шарип Окунчаев изъясняется загадками. В письме есть такой пассаж: «"Алексею", как автору статьи, кстати, мы хорошо знаем друг друга, участвовали в совместных мероприятиях, потому ваш псевдоним взял в кавычки, - скажу особо…».

Ничего особенного он так и не сказал. Но из написанного видно, что г-н Окунчаев даже отказывает мне в праве носить моё собственное имя. Он ставит моё имя в кавычки, подразумевая, что подлинное моё имя совсем другое. В таком случае – какое? Более того, он утверждает, что «мы хорошо знаем друг друга, участвовали в совместных мероприятиях». Ни в каких совместных мероприятиях я с ним не участвовал, ни хорошо, ни плохо его не знал и никогда не видел. О самом его существовании узнал не так давно, летом 2012 года. То есть «Шарип-Псковский» склонен фантазировать, что для автора «Приключений юного охотника» и «Схватки с удавом» (эти художественные произведения он опубликовал на сайте proza.ru), может быть, не так уж плохо, но для публициста, депутата и общественного деятеля, размещающего в интернете свои совместные застольные фотографии с псковским губернатором Андреем Турчаком, – не самая подходящая черта.

В том же самом письме, посвящённом открытию памятника Александру Чеченскому в Бежаницах, г-н Окунчаев ещё раз меня упоминает. По крайней мере, есть основание думать, что имя «Алексей» в публицистической горячке он быстренько переделал в «алексеева», дословно написав следующее: ««бартовцы», «алексеевы», подобно сатанинскому движению с бойкотом благородного и достойного поступка на все времена и поколения. Грош цена таким политиканам, историкам и их дешёвым действиям…»

Я же говорю, Шарип Окунчаев – загадочный человек. Выражается туманно. Не сразу и поймешь, что он хотел сказать. То, что я принадлежу к движению, которое он сравнивает с сатанинским? Склонность к громким фразам у г-на Окунчаева, видимо, в крови.

Время от времени он любит возвращаться к жанру открытых писем, написав главе города Пскова Ивану Цецерскому. В письме главе города Пскова, опубликованном несколько лет назад, он говорит о «политических проститутках», но фамилий или хотя бы имён не упоминает. Поэтому остаётся только догадываться – о ком тогда написал депутат Курчалоевского районного собрания. Кандидатур слишком много. «Фонд «Память героям Отчизны» обращается к Вам по поводу нашего предложения по названию одной из улиц в г. Псков в честь первого Президента Чеченской республики, Героя России Ахмат-Хаджи Кадырова, в рамках налаживания дружеских отношений между городами Псков и Грозный, соответственно Псковской областью и Чеченской республикой, - пишет Шарип Окунчаев. - В нашу программу входило не провокационного характера мероприятие, как преподносят некоторые «политические проститутки»». В письме Ивану Цецерскому говорится: «Мы преследовали и преследуем цель увидеть Великую Россию, как в былые времена Советский Союз, - интернациональную, толерантную, объединенную дружескими этносами, взаимно уважающую культуру каждого». Г-н Окунчаев не упоминает, какой именно советский период  он считает особенно толерантным и интернациональным, хотя не случайно же Шарип Заурбекович родился в 1951 году в с. Лебединовка Ворошиловского района Киргизской ССР. Его семья, как и все чеченцы, при Сталине были репрессированы и высланы.

Шарип Окунчаев предложил назвать псковскую улицу именем Ахмат-Хаджи Кадырова. Псковичи в большинстве своём это предложение отвергли (иногда – в резкой форме). И вот Шарип Окунчаев отвечает: «Как раз среди этих элементов, которые так рьяно подвергли критике наше предложение, мы встречаем и подхалимов, и авантюристов, и разжигателей межнациональной розни». Формально он призывает к миру. Но делает это так грубо («политические проститутки», «русские фашисты»), что понимаешь, что дружбу народов он понимает очень своеобразно. Лучше бы «Шарип-Псковский» предложил назвать псковскую улицу именем Александра Македонского, Кира Великого, Салауддина, Тамерлана, Петра I, в конце концов. Было бы не так провокационно и намного смешнее. Человек много лет прожил в Псковской области, но так ничего и не понял. Неужели, он считал, что имя Кадырова в Пскове примут с радостью? В Москве на такие вещи смотрят сквозь пальцы, потому что город большой. Там есть всё – от улицы Чавеса до улицы Кадырова.

Псков – совсем другой город, здесь напролом лезть не рекомендуется.

Нет, не умеют нынешние поклонники Александра Чеченского договариваться с оппонентами. Лезут напролом. А ведь Чеченский был известен не только лихими кавалерийскими атаками. Умение вести переговоры выручало Чеченского не раз. Во время войны с французами в Гродно всё шло к тому, что перед приходом русских должны были загореться  все провиантские склады и комиссариатские магазины, «кои вмещали в себе более нежели на миллион рублей запаса». Чеченскому удалось убедить не поджигать склады и магазины, потому что «всё ляжет на жителей сей губернии».  Русским достался город со всеми запасами. Склады и магазины были опечатаны, а караулы возле них расставлял лично майор Чеченский. Чем дальше отступали французы, тем выше в звании становился Александр Чеченский. Ротмистр, майор, полковник… (генерал-майором он стал только в 1822 году).  Едва ли ни первым делом в Гродно после освобождения была «открыта греко-российская церковь».

В то время, когда Чеченский был ещё ротмистром, его в письме Денису Давыдову отметил лично Михаил Кутузов: «Милостивый государь мой, Денис Васильевич! Дежурный генерал доводил до сведения моего рапорт Ваш о последних одержанных Вами успехах над неприятельскими отрядами между Вязьмою и Семлевым… О удостоении военным орденом командующего 1-м Бугским полком ротмистра Чеченского сообщил я учрежденному из кавалеристов онаго ордена Совету… Октября 10-го дня, 1812 года. Д. Леташево. Князь М. Кутузов» (о Кутузове читайте здесь 24 июля).

Судя по тому, что мы теперь знаем, характер у Александра Чеченского был действительно «ярый, запальчивый и неукротимый», но так - на пустом месте - наживать врагов, как наживают их некоторые наши современники, он не научился.

На заднем плане: горы, горы…
Но высота здесь – не помеха.
Идёшь и смотришь сверху гордо.
Как много гор, но где здесь эхо?
Святые Горы для опоры,
А вместо эха – горы слухов.
Здесь не хватает ревизоров,
Но много духов.
Лихие всадники в запале
С наскока брали новый город.
Лихие всадники пропали.
Их ждать не скоро.
Святые Горы для опоры.
Был в лихости секрет успеха.
Здесь не хватает разговоров.
Молчит здесь эхо.
Здесь горы. Пушкинские Горы.
«О Терек, ты прервал свой рев»
И не заметил приговора,
И победил свой гнев.